VARIETY: Вы как-то очень естественно подходите для фильма, в котором немаловажную роль играет некая тревожность.
THOM YORKE: У меня отлично получается. Да. Я такой! [Смеётся.]
Вам часто предлагали поработать над саундтреками к фильмам?
В основном предлагали Джонни. Давным-давно меня пытались заставить участвовать в «Бойцовском клубе», но я тогда не знал, как вообще за такое взяться. Теперь я знаю Эда Нортона, и мы бывает шутим по этому поводу. Я не был готов. Я думаю, что часть того, что привлекло меня сейчас, было то, что Лука фактически попросил меня взять на себя полную ответственность за весь саундтрек. И это, как мне показалось, было достаточно ненормальным, потому что он знал, что я никогда не делал ничего подобного, и я понятия не имел, что меня ждёт. Так что было много доверия, и я был этим немного польщен. Но ещё я просто подумал: «Ты свихнулся!» и это хорошо.
Джонни давал Вам какие-то советы?
О да. Его совет был действительно здравым и довольно простым: «Не работай слишком много вместе с видео, это тебя измотает. Избавься от изображений, а затем наложи музыку на них. Работай как можно больше по своим впечатлениям. И будь эгоистичен в своих собственных экспериментах, которые ты хочешь сделать», — именно так он и работает. Он будет приходить к вещам большую часть времени, потому что он хочет попробовать эксперимент в звуковой или музыкальной форме, и получается, что это в любом случае подходит тому над чем он работает. Этим я и занимался, просто развлекался с модульным оборудованием и использовал свой голос необычным для меня образом, который хотел попробовать целую вечность.
Не часто услышишь: «Мне так понравилась эта песня из фильма ужасов.» Так что трудно это с чем-то сравнивать.
“Suspirium” сама по себе была ответом на ранний разговор, который я и Лука провели на раннем этапе, когда я только получил сценарий, и он сказал: «Фильм пропитан меланхолией, которая на самом деле не является ужасом в обычном смысле». Я начал с этого и когда я читал сценарий, я испытывал это чувство грусти — отчаяние попыток обмануть смерть, осознание непостоянства, и представление о памяти, о прошлом и будущем, находящихся в одном месте, и эта идея танцоров в сценарии пытается выполнить ритуал, который означает, что они избегают своего собственного физического существа. … Иногда слова для меня занимают месяцы и просто сводят меня с ума, но это действительно получилось из простой строки «This is a waltz, thinking about our bodies» — и это ужасная первая строчка! Но она натолкнула меня на остальное. … Я просто продолжал думать: «Хорошо, в этом нет ничего страшного. Аккорды, которые я использую, то, как я пою — ничего не указывает на фильм ужасов». За исключением, может быть, момента когда вступает флейта. Но странным образом, хотя нигде этого нет вообще… Я не знаю, почему вы можете чувствовать (предзнаменование) на заднем плане. Это чертовски странно! Понимаете, как будто я осознанно выбираю не делать абсолютно ничего ассоциирующееся с фильмом ужасов, и именно это делает картину фильмом ужасов. [Смеётся.]
Самая близкая аналогия тому, что Вы делаете с этим треком — «Tubular Bells» из «Изгоняющего дявола».
Именно! Это было моим ориентиром, потому что «Tubular Bells» — довольно милая вещь, но как только вы испортите себе представление о ней визуальными эффектами, вы уже никогда не сможете относится к этому треку как раньше.
В последнее время Вы скорее мистер Электроника. Так что было удивительно услышать, как вы работаете только с фортепьяно и флейтой в основной песне. Но электронные вещи фигурируют в других частях саундтрека.
Да, танцевальная «Volk» — абсолютная противоположность. Этот трек на самом деле действительно сложный, как мелодически, так и электронно. Но простота («Suspirium») была, как мне показалось, пугающей. Присутствует некоторая невинность в вальсе на фортепиано с одним голосом и флейтой, и эта невинность пугает. Моим обычным инстинктом было бы украсить эту песню и поместить в секвенсор, а мои грязные руки разорвали бы её на части и встроили в нечто иное. Но я отправил изначальную версию по телефону, и они отреагировали именно на эту версию, так что я понял, что все работает как есть. Отлично. Следующий. И именно это сподвигло меня на очень частое использование пианино на протяжении всей работы очень, очень простым способом. Пианино было словно якорь, как что-то с большим смирением, которое не пытается сказать что-то конкретное, но из-за этого можно без проблем выстраивать сумасшедшие штуки вокруг него.
Думаете Лука вас избаловал? Непросто будет повторить подобный опыт со среднестатистическим режиссером.
Понятия не имею. Это был долгий и сложный процесс создания саундтрека, потому что фильм безуууумный. Лука не отрицает, что весь процесс был совершенно безумным, и это было в некотором смысле офигенно для меня. Я понятия не имею как это — работать с кем-то еще. Я не исключаю, что сделаю это снова, но участвовать в проекте, в котором я не главный, было довольно странно. Не то чтобы у меня была мания контроля, но вообще да.
As a control freak, had you prepared yourself for what if Luca came back saying, “No, this is totally wrong”?
Oh, yeah. I was fully expecting that, every time. And he did, sometimes; there’s certain sequences where I tried stuff and they threw it out. And I’d come back to it later and go, “Yeah, fair enough.” Part of the fun and challenge of it was steeling yourself to be prepared for anything to be dispensed with. But I would say to myself, “It doesn’t matter, because I’ll put it in the soundtrack.” [Laughs.]
Считаете ли Вы, что саундтрек к Суспирии можно назвать одним из ваших сольных альбомов?
Да. Но не это тот альбом, который я бы осознанно решил записать. [Смеётся.] Ну, или отдельные его элементы. Я был жесть как удивлен, потому что кто-то другой руководил моими действиями, но потом, в конце, когда мы всё упорядочили, чтобы превратить в саундтрек стало очевидно, что это всё же мой альбом. Но я был шокирован какой эта работа получилась . Меня очень беспокоило как это будет восприниматься как одно целое. И саундтрек выглядит целостно — понимание этого было в некотором смысле лучшим моментом всей этой работы для меня.
Вы недавно закончили сольный тур, но музыка из Суспирии почти не звучала на концертах, за исключением «Suspirium» и пары других треков.
Да, только простые вещи, в конце сложного вечера электроники было действительно приятно сесть за пианино. (Что касается остальных треков) я бы не смог. Я бы с удовольствием взял этот материал в тур, но из-за характера того, как я это сделал, мне потребовалось бы шесть месяцев, чтобы понять как это всё физически играть и куча музыкантов. Лука спрашивал: «Не хочешь сыграть саундтрек вживую?» И я сказал, что хотел бы, но я знаю, сколько процессов прошло в звуковом отношении, и некоторые из них действительно просты — да, я могу сыграть простые вещи хоть сейчас — но другие части, боже мой, я понятия не имею.
Песни, которые люди слышали на концертах 2018 выйдут на сольном альбоме 2019 года?
Должны бы. Да уж лучше бы они туда попали. [Смеётся.] Очень скоро. Я уже в отчаянии. … Я рассчитывал, что всё закончу (осенью 2018), но не сложилось. Я планирую не расстраиваться по этому поводу. Всё будет.
Так что в следующем году люди, которые ждут чего-то от Вас, должны с нетерпением ждать только сольного альбома?
Угу, а еще я написал пару фортепианных пьес для сестер Labèque. Что смешно, потому что я не умею читать ноты. Премьера уже совсем скоро. А потом … я не уверен, что будет после этого. Но я больше не склонен останавливаться. Я немного остановлюсь. Раньше я очень любил останавливаться. Теперь ненавижу.
Это трудовая этика так со временем прогрессирует?
Скорее ощущение крайней необходимости. Есть много вещей, которые я просто хочу сделать именно сейчас. Всё горит. Каждый день просыпаюсь и хочу уже закончить всё начатое. Может быть всё из-за того, что мне исполнилось 50. Время уходит. [Громко смеётся.] Кто знает?
Часы.
Да, часы, приятель. Часы!
В последнее время Вы удостоились некоторого признания, во-первых попали в шортлист Оскара за “Suspirium.”
Точно!
Во-вторых — Зал славы рок-н-ролла.
Ага.
Какое-то из этих достижений вам больше по душе?
Зал славы рок-н-ролла… мы всегда скептически относились к подобным мероприятиям. Мы не хотим никого обидеть. Просто мы видимо не очень понимаем. Нам всё объяснили, так что всё ок. Но как британцам нам это чуждо. Я думаю, что наша основная проблема заключается в том, что каждая церемония награждения в Великобритании ужасна. Мы выросли на Brits awards, которая больше напоминает пьяную автомобильную аварию, в которую никому не хочется ввязываться [Хихикает.] Так что, да, мы действительно не знаем что с этим делать. Оскар мне как-то больше понятен. Надеюсь номинируют. Это было бы здорово. Я потратил полтора года своей жизни и чертовски много работал над этим. Так что, знаете, иногда приятно быть оцененным. Иногда.. когда ты понимаешь, что это значит.
Мы не можем не спросить: Вы планируете прийти на церемонию внесения в Зал славы рок-н-ролла?
Я не смогу. Я уверен, что не смогу из-за пьес для фортепиано, которые я написал. Это Парижская филармония, так что мне нужно там быть. [Пьесы написаны для сестёр Labèque, премьера состоится 7 апреля в Philharmonie de Paris, через 9 дней после церемонии Зала славы.]
Вы заняты.
Я занят.
Надеемся увидеть Вас на Оскаре.
О, да, обязательно! [Смеётся.]
На это время у Вас ещё нет других планов?
Какого это числа?
24 февраля.
Ладно. Хорошо… я где-нибудь запишу! [Громко смеётся.]
Мне будет очень приятно, если ты поделишься этой статьей с друзьями 😉
Оставить комментарий